Эллен смотрела в темноту за окном, и ее сердце трепетало в надежде. У нее есть шанс. А если она ошибается? Тогда ее снова ждет унижение… но это все же лучше, чем ничего: никогда не знаешь, прав ты или нет, но, в конце концов, попытка — не пытка, лучше попробовать, чем сидеть сложа руки.

— К черту все! — решительно пробормотала Эллен. Ее глаза воинственно засверкали. — Он любит меня, я уверена!

Слишком возбужденная, чтобы спать, она приняла душ, прежде чем надеть старые потертые джинсы и футболку. На часах было шесть утра.

Эллен спустилась на Пунта-Трагара, полюбоваться на озаренные восходящим солнцем желтоватые вершины поднимающихся из темной воды скал Фаральони. И, с замершим сердцем созерцая великолепный средиземноморский восход, в торжественном безмолвии раннего утра пообещала себе, что сделает все, что в ее силах, чтобы вернуть их общее счастье — свое, Люка и Джеммы.

У нее слегка кружилась голова от восторга. Опустившись на скамью, она долго смотрела на поднимающееся над морем солнце. Позднее, позавтракав горячим круассаном с кофе в ближайшем кафе, она пошла бесцельно бродить по узким старинным улочкам Капри, с оградами, увитыми красно-зелеными лианами, голубыми вьюнками, обсаженными жимолостью и жасмином. Капри не переставал поражать ее воображение. Восхитительная смесь искусства и дикой природы. И здесь она хочет остаться с людьми, которых любит больше жизни.

Звонкий детский смех вернул ее к действительности, и она поняла, что оказалась где-то неподалеку от школы Джеммы. Вскоре Эллен уже стояла за школьной оградой и с улыбкой смотрела на детей. Когда она уже собиралась уйти, у школьных ворот появились Донателло с Джеммой. Он поцеловал ее и подтолкнул ко входу. Но девочка упорно прижималась к нему, словно не желая идти. Эллен недоуменно нахмурилась.

Донателло снова подтолкнул Джемму к воротам и ушел. Эллен затаила дыхание. Ее дочь стояла, вцепившись в решетку. Ее личико было искажено болью. И тут случилось такое, от чего Эллен буквально окаменела. Подбежали Петра и Миранда, которые принялись дразнить Джемму и кричать ей что-то. И вдруг одна из них ударила ее в живот. О, Господи, в ужасе ахнула Эллен. Они ее бьют! Не помня себя от гнева, она кинулась к детям, схватила дочь на руки и, заслоняя ее от испугавшихся обидчиц, яростно закричала:

— Не смейте бить моего ребенка! — Потрясенная Эллен забыла, что ее английский никто не понимает. — Как вы можете? Она же меньше вас! Если вы еще раз посмеете ее тронуть…

Девочки с визгом бросились бежать. Переведя дыхание, Эллен занялась Джеммой. Укачивая ее на руках и нежно гладя светлые кудри, она шептала:

— Все в порядке, дорогая, все в порядке. Этого больше не повторится. Мы поговорим с твоей учительницей. — Эллен дрожала как осиновый лист. Слезы текли по ее лицу, смешиваясь со слезами дочери. Когда-то она сама в школе так же страдала от обид. Теперь страдает ее дочь. Это перенести она уже не могла.

— Домой, — пробормотала Джемма ей в плечо.

— Конечно, — всхлипывая, ответила Эллен. Решить эту проблему должен Люк. Ее итальянский здесь не годится. — Пойдем к твоему papa, — сказала она, зарываясь лицом в густые светлые волосы. Джемма кивнула в ответ и крепко обняла ее за шею. Боясь снова расплакаться, Эллен торопливо зашагала по неширокой улочке к вилле Люка и яростно распахнула дверь дома. — Люк! — закричала она. — Люк, ты здесь?

Услышав голос Эллен, Люк, читавший на террасе утреннюю газету, подскочил от неожиданности. Что еще ей надо? Когда-нибудь она оставит его в покое? Приготовившись дать ей решительный отпор, он вылетел в холл.

— Что, черт… — Тут он осекся, увидев, что она держит на руках Джемму. Это разозлило Люка еще больше. Девочке положено быть в школе! — Поставь ее на пол немедленно! — приказал он. — Ты хотя бы соображаешь, что творишь?

— Я ее спасаю! — К его изумлению, Эллен решительно прошла в гостиную и села на диван, держа Джемму на коленях. — Я сделала одно открытие, — странно высоким голосом сказала она. И тут Люк заметил, что она плакала, и ее глаза до сих пор мокры от слез, а руки дрожат.

— Что? — сердито спросил он.

— Джемму бьют. Поговори с ней. Расспроси обо всем. А потом ты должен пойти в школу и потребовать, чтобы это прекратилось! — закричала Эллен.

Люк смотрел на нее и не верил своим ушам.

— Бьют? — Его горло сдавил ужас.

— Да. Две девочки. Петра и Миранда. — Люк смотрел на дрожащие пальцы Эллен, которыми она гладила волосы Джеммы, но сам не мог пошевелиться. — Я слышала, как они дразнили ее — и, думаю, из-за меня. Я слышала слово «мама». — Эллен подняла голову и вперила в Люка обвиняющий непримиримый взгляд. Глаза ее по-прежнему были полны слез. — Выясни, что они говорили! Они ударили ее в живот, — сорвавшимся голосом сказала она. — Они и раньше, наверное, ее били. У нее синяк на спине…

— О, Господи! — потрясение прошептал Люк. — Джемма. Джемма, carita [13] … — Он рухнул на колени перед диваном, и дочь, подталкиваемая Эллен, бросилась в его объятия. Он прижимал к себе ее маленькое тельце, проклиная себя за непростительную слепоту. — Все верно. Все сходится, — хрипло сказал он. Только теперь картина предстала перед ним со всей очевидностью. — У нее каждый день перед школой болел живот. Она предпочла поехать в Англию, лишь бы не ходить в школу. — Он глубоко вдохнул. — Когда… когда я сказал ей, что мы возвращаемся на Капри…

— ..у нее началась истерика, — севшим голосом закончила Эллен.

— Господи, каким я был идиотом! — Люк закрыл глаза. Джемма снова и снова целовала его, словно показывая, что прощает. Однако сам себя он простить не мог. — Что же я за отец? Я хотел защитить ее от всего на свете, — с отчаянием говорил он. — И не смог!

— Думаю, — сказала Эллен, — ты был уверен, что в ее нервных расстройствах виновата я, и не искал других причин.

Люк вытирал со щек дочери слезы, не решаясь поднять глаза на Эллен. Ему было стыдно, что он ничего не видел дальше своего носа.

— Расскажи, что это за девчонки, — попросил он дочь.

— Я пойду, — тихо сказала Эллен.

Она выглядела ужасно. Сначала Люк подумал, это из-за того, что она увидела около школы. Потом вспомнил ее рассказы о том, как ее тоже обижали в детстве, и понял, что Эллен с этим справиться гораздо труднее, чем ему.

— Останься, — мягко сказал он. — Ты нужна ей. А я — тебе.

Ее испуганный взгляд и благодарный кивок сказали ему многое. Чувствуя яростную дрожь во всем теле. Люк стиснул зубы и еще раз спросил Джемму о том, что случилось. Но девочку гораздо больше беспокоили слезы матери, судя по тому, что Люк переводил из ее сбивчивых слов на английский.

— No, mamma! — протестующе воскликнула Джемма, соскальзывая с рук отца. Она подбежала к Эллен и обняла ее колени. У Люка перехватило дыхание и в горле застрял комок. Он не мог не ощутить прилив гордости за дочь, которая в такой момент оказалась способна думать не только о себе. Люк попытался объяснить ей все.

— Эллен тоже били в школе, — мягко и серьезно заговорил он по-итальянски. — Девочки дразнили ее. И она лучше меня понимает, что это такое для тебя.

— Бедная, — несмело сказала Джемма по-английски.

Люк встретился с Эллен глазами.

— Мне больно, что именно тебе пришлось узнать об этом, — сказал он. — Я должен был сделать все, чтобы ты по крайней мере не видела этого своими глазами.

К его изумлению, ласковая улыбка медленно появилась на ее губах. Повинуясь некоему порыву, Люк подошел, сел рядом с Эллен и взял ее за руку. Джемма взобралась к матери на колени и крепко прижалась к ней.

Так они сидели очень долго, разговаривая обо всем. Время от времени Джемма припоминала какие-нибудь школьные обиды, всегда связанные только с тем, что у нее нет матери. Она была единственным ребенком во всей школе, чья мать никогда не показывалась на детских спектаклях, праздниках или собраниях, не говоря уже о том, что никогда не провожала ее на занятия.